|
|
|
|
|
|
Ю.ЛЮБИМОВ: Наш театр начал свою
судьбу с пьесы Бертольда Брехта «Добрый человек из Сезуана».
Театр это очень молодой. Мы существуем тока два года, и он возни... возник
фактически из студийного спектакля, который был поставлен в студии театра
Вахтангова «Добрый человек...» Поэтому для нас особенно было как-то,
понимаете, чрезвычайно интересно э... вернуться снова к прекрасному
драматургу, такому жёсткому реалисту, который чрезвычайно точен в своих
позициях, в своих взглядах, к Бертольду Брехту. Сейчас, значит, вот у нас
недавно состоялась премьера “Галилея”. Ну, о результатах работы говорить
трудно. Во всяком случае, все те слова, которые мы читали у Брехта по поводу
его постановки, по поводу смысла, были для нас очень ценными. И мы были с
ними целиком согласными и разделяли их.
Е.САШЕНКОВ:
А не-некоторые
принципы как Вы, осовременили их там, такими мелкими...
Ю.ЛЮБИМОВ: Ну, например, вначале у нас два хора. Ведь и сам Брехт
говорит, что эта пьеса не историческая, и я совершенно с этим согласен, что
здесь, в основе этой пьесы, нравственные проблемы, которые глубоко волнуют и
сегодняшних людей. Ну и отсюда, конечно, как-то мы хотели и не вводили
излишней историчности э... везде. Там начало спектакля у нас сразу
экспонируется два хора: хор таких м-м... монахов, таких консервативных, незыблемых
и хор детей, которые комментируют какие-то основные, узловые моменты
спектакля. Музыка в этом спектакле э... Дмитрия Дмитриевича Шостаковича,
которого я очень люблю. Э... музыка зонгов --- наши ребята делали,
Хмельницкий и Васильев, которые писали музыку и к первому спектаклю «Добрый
человек...». Художник --- Стенберг, этого спектакля.
Е.САШЕНКОВ: Э... кстати говоря, однажды просили, э... выразили такую мысль, что
Шостакович, может быть, будет участвовать, так сказать, сам, но не специально, он не специально
писал это, только использовал?
Ю.ЛЮБИМОВ: Нет, это из всех его произведений. Он, к сожалению,
заболел.
Е.САШЕНКОВ: Угу. И теперь я спрошу, Юрий Петрович, ещё о, как Вы говорите, в планах
и некоторых спектаклях <неразборчиво>.
Ю.ЛЮБИМОВ: Э... Теперь в пл... безусловно, мы так любим Брехта, что,
наверно, в... через какое-то время мы снова вернёмся к его драматургии. Сейчас мы
репетируем пьесу м-м... Петера Вайса “Судебное разбирательство”, это уже мы
приступили к репетициям в переводе Гинзбурга. Мне кажется, что перевод очень
интересный, и пьеса чрезвычайно интересная и нужная. Мы говорили с Фришем,
вот будем читать его пьесу “Китайская стена”.
Е.САШЕНКОВ: А на исполнение для вас, собственно, даже из-за границы малоизвестную
пьесу, <неразборчиво>?
Ю.ЛЮБИМОВ: Нет, нет, она известная.
Е.САШЕНКОВ:
Известная?
Ю.ЛЮБИМОВ:
Да.
Е.САШЕНКОВ: Э... но тут
не всё
<неразборчиво>
не самых... не из самых последних пьеса. Эта , по-моему, пьеса довольно таки
уже известная там у них больше <неразборчиво>.
Ю.ЛЮБИМОВ: Да. У нас она не шла совсем. И Петер Вайс у нас не шёл, и эта
пьеса Фриша не шла.
Е.САШЕНКОВ: Угу. И он согласился, да, что вы э... можете взять её?
Ю.ЛЮБИМОВ: Да. Но он не возражал.
Е.САШЕНКОВ: Угу... угу. И, в заключение, тогда спросить немножко о Вашей, так сказать,
оценка, что ли, э... вот, актёрской стороны успеха этого спектакля, как В-Вы
считаете <неразборчиво>.
Ю.ЛЮБИМОВ: Ну это сложный вопрос. Это, конечно, мн... и мне трудно судить,
поскольку я соучастник.
Е.САШЕНКОВ: Да. Ага.
Ю.ЛЮБИМОВ: Во всяком случае, какие-то вещи мне кажутся м-м-м-м.
Е.САШЕНКОВ: Ну отлично. Большое спасибо.
Ю.ЛЮБИМОВ: Пожалуйста.
Е.САШЕНКОВ: Стоп!
<<Е.САШЕНКОВ: Владимир Семёнович, в этой постановке, пожалуй, только в
последних сценах ставятся все точки над «i». Чтобы подвести к главному
выводу, вам пришлось на всём протяжении тянуть нужную линию... Так удалось
ли «слепить» свой образ Галилея?>>
Ну, можно сыграть Галилея очень по-разному, потому что
это многогранный очень образ. Но мне хотелось в-в основном, ну, протянуть линию о
том, что, несмотря на все неприятности, которые человека поджидают на каждом
углу в жизни и в работе, он должен остаться человеком. И мне, не знаю, как
это удалось, особенно в последней картине. Я старался во втором финале
«осудить» сам своей игрой, я хотел «осудить» Галилея за то, что он не
выдержал, и за то, что он предал своё дело. Но, даже несмотря на это, даже в
своём падении он велик, потому что он понимает, что он пал, он понимает всю
глубину своего падения, что он предал своё... Сам он понимает, ведь он мог
отказаться и сказать э... что: «Да, Сарти, верно, я сделал это специально, чтобы
иметь возможность работать». Он этого не делает. Я специально говорю
последний монолог весь не Сарти — не своему ученику, а в зал, как бы
показывая этим, что он перед всем миром, Галилей говорит о том, что он
понимает, что он пал и что так поступать нельзя. Ну и, конечно, я считаю, что образ Галилея — это образ не только
исторический. Он очень современен, его так и писал и
Брехт.
Вот и даже по ходу, нет, помимо этой основной мысли, о которой я сейчас
говорил, даже по ходу много очень у него всевозможных нюансов, очень
современных, которые я пытался сделать более выпуклыми, чтоб были… был
этот образ очень узнаваемым. И не обязательно в науке — во всех, ну что ли
человеческих проявлениях — и в работе, ну, в любом... в искусстве это может
быть, так же как и в науке, да и в любой работе. Человек должен оставаться
человеком, не предавать своего дела. И так далее... Е.САШЕНКОВ: Хорошо. Теперь ещё один вопрос. Вот, давайте сделаем немцам
приятное. Им будет… будет, м-м... конечно, хорошо так услышать, что, допустим, ну, вот
вы, как исполнитель роли Галилея, вы, допустим, скажете, что: “Мне очень приятно было
сыграть в спектакле... в спектакле Брехта, тем более, что, видимо, второй раз вы уже
играли... Да, дело в том, что я с... встретился с Брехтом, второй раз в этом
театре, я очень рад, что мы играем Брехта. Мы, вероятно, будем продолжать
дальше ставить Брехта. Что... какая следующая работа, я точно не знаю. Но я,
конечно, счастлив, что больше, чем в каких-то статьях, это можно было бы
выразить. Он это делает в художественной форме. Но тоже очень резко. И он
свою мысль говорит очень прямо, не скрывая. Вот. И ещё, конечно, я очень рад,
что этот, в этом спектакле я встретился так
вплотную с Любимовым, хотя я до этого с ним работал. Эта работа принесла
просто мне громадное наслаждение. Он тоже очень, по-моему, знает, как
ставить Брехта, любит его очень. У него своё видение, но, по-моему, очень
интересное и точное. Е.САШЕНКОВ: Вот, скажите два слова,
э... что вы играли в «Добром человеке...»
<неразборчиво>? Я в «Добром человеке...» играл небольшую роль — я ввёлся в этот
спектакль. Я играл там мужа. Там есть такая семья из восьми человек — я
играл мужа в ней. Вот. Я ввёлся, правда, в этот спектакль, но тоже старался
в этом образе найти что-то своё и м-м... старался пронести там мысль основную о...
о том, вот такой вот одержимости человека выжить и «с-схватить» своё место
любыми путями какими возможно. Играл его тоже очень резко.
Е.САШЕНКОВ: Очень хорошо. И несколько слов о себе,
вот. Что
<неразборчиво> в
театре, сколько лет? И вообще, о себе... А я в театре... Я кончил студию Художественного театра шесть
лет тому назад. Работал в другом театре, в театре Пушкина. Потом работал в
кино, а когда организовался этот театр новый, я сразу же пришёл сюда. И вот
уже два с лишним года я в этом театре работаю с удовольствием...
Е.САШЕНКОВ: Большое спасибо. Я думаю, что ваши... |